Говоря о «Племени» (2014), режиссер ленты Мирослав Слабошпицкий упоминал, что сюжет его фильма не привязан к выбранной форме: эта история о глухонемых трудных подростках могла произойти и в другом месте, и с другими людьми. Но именно то, что за всю картину герои не произносят ни одного слова, и привлекло внимание киносообщества к проекту Слабошпицкого: он оказался одним из немногих, который будет понятен любому зрителю, решившему взяться за его просмотр. В День эсперанто – самого популярного искусственно созданного языка – разбираемся, что делает эту работу свободной от границ, языков и политики.
P.S. Будьте осторожны, так как в статье есть спойлеры к фильмам «Племя» (2014) и «Фанатик» (2001)!
Титр на английском языке предупреждает, что картина создана на языке жестов, без субтитров и дубляжа. Юноша приезжает на остановку. Спрашивает что-то у прохожей, но ее ответ ни зрители, ни герой не слышат. Он – потому что глух и нем, зрители – потому что ее слова заглушает шум улицы. Следующая за этим история поднимает классические темы любви и чести, только в контексте молодежного криминала. Воспитанники интерната, до которого и ехал главный герой, живут по строгой иерархии. Юноши занимаются грабежом и сутенерством, девушки – проституцией на близлежащей парковке для дальнобойщиков. Герой принимает правила, достойно показывает себя в первой драке, после чего становится полноправным членом этой четко выверенной системы. Слабошпицкий методично знакомит зрителя с бытом каждого социального круга: от директоров интерната, соблазняющих старшеклассниц и обещающих им поездку за границу, до самых юных воспитанников, повторяющих за более взрослыми ребятами и блатные замашки, и уличные драки. Мир такой школы знаком далеко не каждому, и зрительский интерес во многом поддерживается именно часто появляющимися элементами быта, свойственного только глухонемым людям. Например, чтобы привлечь внимание класса, учительница быстро включает и выключает свет. Такие моменты чередуются с описанием криминальных занятий героев. Большинство из них очень эмоциональны: и спор за место героя в комнате, и объяснение ему его обязанностей в «банде» происходят так, что по мимике и активности жестикуляции «интонации» речи героев быстро становятся понятны.
Достоверности картине придает и то, что роли, от массовки до основных действующих лиц, в ней исполняют непрофессиональные актеры, действительно имеющие нарушения слуха и речи. На съемочной площадке всегда присутствовали переводчики, помогавшие режиссеру объясняться с ними. При этом многие из них сами сталкивались со средой, показанной в фильме. На кастинге один из актеров даже признавался, что сам был таким же хулиганом, чего во взрослой жизни стыдится. Традиционная для социальных драм съемка с рук поначалу просто подчеркивает реалистичный тон повествования, но ближе к концу долгие планы и легкая тряска камеры начинают усиливать основную мысль картины.
«Племя» вызывает самый низменный, почти животный дискомфорт во время просмотра. Не только из-за жестокости происходящего, но и из-за того, что зрителю для понимания не нужно слушать происходящее, так как все эмоции отражены визуально. Экспрессивные жесты персонажей, их постоянные грубые толчки, чтобы привлечь внимание собеседника, натуралистичное насилие – все это сгущает краски настолько, что общество внутри картины начинает казаться почти первобытным. В «племени» интерната существует четкая патриархальная вертикаль власти, завязанная на жестокости, для которой слова и не нужны – во время драки нет необходимости говорить со своим соперником. Слабошпицкий показывает, что универсальным языком является язык насилия, а все остальное, – любовь, ревность, мечты, лишь примыкающие, – сопряженные темы. О последней стоит сказать отдельно. Две девушки, в одну из которых влюблен главный герой, мечтают побывать за границей, и двое мужчин из администрации интерната им организовывают эту поездку. Сжигаемый ревностью герой рвет загранпаспорт своей возлюбленной, тем самым лишая ее возможности вырваться за пределы нынешней жизни. Он, человек, пришедший в «племя» извне, в итоге принимает правила существования в нем, опускается до уровня остальных воспитанников, бунтует против них их же способами. Его смерть и метафорическое воскрешение во многом напоминает фильм «Фанатик» Генри Бина. В нем герой Райана Гослинга, еврей-неонацист, погибает во время взрыва в синагоге, после чего следует сцена, в которой он поднимается по школьной лестнице – к Богу. Персонаж Слабошпицкого убит главой «племени», но возвращается и жестоко расправляется со своими обидчиками. Сцена начинается и заканчивается лестницей – герой поднимается, совершает возмездие, спускается. Он не только теряет все связи с миром «племени», но и переходит на другой уровень относительно него, возможно, даже более низкий, жестокий.
Шокирующие сцены идут в «Племени» одна за другой, но каждая из них вызывает этот эффект по-разному. То цинизмом, то натуралистичной жестокостью, то похотью. Остается неизменной объединяющая их тема – понятные каждому первобытные, животные чувства. Мирослав Слабошпицкий основывает эту историю на собственных воспоминаниях: драках с учениками школы для глухонемых, рядом с которой жил в детстве. Яркость и прямолинейность, свойственная детскому восприятию, чувствуется и в фильме. Бескомпромиссная, жесткая и глубокая лента переводит зрителя на непривычный уровень чувственного восприятия, предоставляя уникальный, хоть и очень суровый опыт.
