По случаю выхода в российский прокат нестандартной фантастической драмы «Титан» (2021) Жюлии Дюкурно, триумфатора Каннского кинофестиваля этого года, мы решили вспомнить «Автокатастрофу» (1996) – культовую ленту Дэвида Кроненберга, такую же историю о взаимопроникновении плоти и технологий. О том, почему этот фильм намного опередил своё время и чем умудряется шокировать до сих пор – рассказываем в нашей статье.
Премьера «Автокатастрофы» также состоялась в Каннах – и если сегодня схожий с Кроненбергом сюжетом и стилем трансгрессивный кинематограф провоцирует публику на громовые аплодисменты, то в 1996-м году случился один из самых больших скандалов в истории фестиваля. Многие так называемые «профессионалы» покинули зал, не досмотрев кино и до середины, на Кроненберга – чего не случалось с начала 70-х – вновь навешали ярлык порнографа и отпустили с Лазурного берега с утешительным призом «За мужество, смелость и оригинальность». Во многих европейских странах, включая, например, Великобританию, «Автокатастрофа» так и вовсе была либо запрещена, либо угодила под цензурные ножницы.
Что смешнее всего – внешне фильм Кроненберга вполне себе может сойти за порнографический сеанс с самыми видными лицедеями американского постмодернизма. Здесь чаще трахаются, чем разговаривают (а те диалоги, что есть, в большинстве своём напоминают вербальную стимуляцию). В первые 6 минут экранного времени мы видим, как жена изменяет мужу; затем муж изменяет жене; а потом они, словно изменив ожиданиям зрителя, займутся друг другом – причём где-то треть из этих первых шести минут отдана под вступительные титры. И да, действительно, секс в «Автокатастрофе» не имеет границ: с великой страстью совокупляются между собой красавицы и чудовища, богатые и бедные, мужчины и женщины во всём многообразии поз, ориентаций и состояний – и так до полной, абсолютной всеядности.
Кроненберг, несостоявшийся хирург по профессии, как известно всем поклонникам маститого канадца, перенёс на экране весь необходимый медицинский инструментарий – и к выходу «Автокатастрофы» заточил скальпель настолько, что вместо тел начал резать саму ткань времени. При всей вызывающей физиологичности «Автокатастрофы», это, пожалуй, его самый холодный, выверенный до аптечных значений, слегка отдающий (половой?) энтомологией фильм. Задача Кроненберга – не возбудить зрителя, но диагностировать человечеству эмоциональную импотенцию. В мире победившего консюмеризма, где автомобиль стал продолжением его хозяина, «близость» уже давно превратилась в товар, биологическая функция – в потребительскую технологию.
Чем острее ощущения, тем головокружительнее оргазм. Чем ближе смерть, тем сильнее ощущается потребность в жизни. Секс – это всегда победа над смертью, превосходство сиюминутного над вечным. Дж. Г. Баллард – автор литературного первоисточника – в 1973-м году размышлял над идей продажи подобного ощущения «превосходства»; Кроненберг же окрашивает сатиру в эсхатологические оттенки – вероятно, так бы выглядела социальная критика от Микеланджело Антониони, решись итальянец выразить кризис постиндустриального общества через сексуальные девиации.
По Кроненбергу мутация уже свершилась, восстание машин произошло – просто этого никто не заметил. Масштаб перемен заметен лишь с дистанции: оптической – когда герои, словно загипнотизированные, наблюдают за пейзажем механически циркулирующих по шоссе автомобилей; физической – когда чужая патология медленно начинает отзываться в собственном теле; исторической – когда у машин появляется бэкграунд, как в случае с авариями голливудских поп-идолов. Персонажам кажется, будто они предаются жизни в объятиях смерти – но на самом деле они изначально мертвы, и именно поэтому финальный кадр сношающихся Джеймса Спэйдера и Деборы Кары Ангер напоминает примитивную форму жизни, гальванизирующие органы в отрыве от коллективного тела.
Прошли годы, «Автокатастрофу» всё чаще стали называть одним из самых влиятельных и умных фильмов 90-х. Радикализм и беспристрастность Кроненберга проложили дорогу многим гораздо менее талантливым авторам, сумевшим и этот протест свести к формуле конъюнктурного эпатажного искусства. Последняя из них, правда, весьма одарённая и смелая девушка Жюлия Дюкорно, сорвала за диалог с канадцем «Золотую пальмовую ветвь»; для этого почтенному жюри понадобились четверть века и несколько кинематографических школ.