3 декабря на российские экраны вышел вольный и местами сюрреалистичный инди-байопик о творческом бремени хоррор-писательницы Ширли Джексон. Картина получила приз фестиваля «Сандэнс» за вклад в развитие драматического авторского кино, и именно таким фильм и является: любопытным личным взглядом на творческий процесс через биографию кумира Стивена Кинга и Нила Геймана.
Молодожены Роуз (Одесса Янг) и Фред (Логан Лерман) временно останавливаются у знакомого профессора Стенли Хеймана (Майкл Стулбарг) и его жены — писательницы Ширли Джексон (Элизабет Мосс). Ширли известна не только своими жуткими рассказами, но и эксцентричным характером на грани психического расстройства. Юные супруги готовы потерпеть её поведение какое-то время, но профессор просит Роуз присмотреть за женой, которая то не может встать с постели в приступах апатии, то провоцирует скандалы — и эта просьба влечёт за собой цепь запутанных и пугающих событий.
«Они забили её камнями, Фред. Даже её собственные дети…», — первую реплику фильма произносит одна из двух главных героинь, молодая девушка Роуз, прочитавшая новый рассказ Ширли Джексон «Лотерея». В рассказе жители городка случайным образом выбирают, кого убить следующим ради всеобщего благополучия, — и именно к автору рассказа, вызвавшему огромный резонанс, едет пожить Роуз, испытавшая от прочтения ужас и трепет на грани с восторгом. Она уже почти забыла об этом впечатлении, но, выйдя на перрон, похолодела, увидев толпу мальчишек, кидающихся камнями у дороги. Эта небольшая сцена задаёт плоскость, в которой будет разворачиваться «Ширли» — а именно в переплетении реальных фактов и художественного домысла.
При съёмках байопиков у большинства создателей есть соблазн удариться в скудную хронологическую выжимку биографии с простой мыслью о силе воли и пути к успеху. «Ширли» не является байопиком в привычном понимании: авторы быстро подсказывают зрителю, что образ главной героини, реально существовавшей писательницы Ширли Джексон, полон вымышленных деталей.
Кроме того, отсутствие документальной точности смягчает углы: ведь образ Ширли довольно неоднозначен, особенно в сеттинге конца 40-х годов. Если бы на её месте был мужчина-писатель, в таком антураже он бы воспринимался более чем естественно: бесконечные сигареты (даже не поднимаясь с постели с утра), пристрастие к алкоголю, полная разруха в домашнем быту, давящие психологические проблемы, приводящие к вызывающему поведению. Но в фильме Ширли, являясь творцом, конфликтует со своей эпохой, где привычно видеть Роуз, безупречную жену-домохозяйку, ожидающую ребёнка, но не саму писательницу, которая выделяется даже выбором тем для творчества. На протяжении фильма Ширли находится в писательских метаниях, испытывая мучительные приступы вдохновения; они не выглядят как божественный дар и являются тяжким бременем. Жители городка сплетничают о том, что она ведьма, ибо в рассказах она затрагивает темы насилия и каннибализма, да и в целом плохо вписывается в привычное представление об интеллигентной жене профессора.
Авторы фильма используют реальную Ширли только как источник вдохновения — и так же поступает сама Ширли, которая пленяется Роуз и воплощает её образ в новом произведении: искажённо, с множеством вымышленных деталей и при этом недосказанностью. Подобное сочинительство происходит и в отношении её мужа Стенли. В «Ширли» он показан не самым приятным человеком, и всё будто ведёт к тому, что он является «злодеем» и в фильме, и в новой истории Ширли — но сюжет словно посмеивается над догадками зрителя и водит за нос, говоря, что мы слишком много домысливаем и что образы, которая создаёт Ширли, не должны буква в букву воплощать реальную жизнь.
Более того, отношения Ширли и Стенли показаны многогранно, без громких однозначных заявлений. С одной стороны, Стенли манипулирует психически нестабильной женой (уже несколько месяцев не выходившей из дома), осознанно провоцирует приступы невроза и сам является автором сплетен о её проблемах с головой и практике чёрной магии; с другой стороны, слухи явно помогают её работам обрести популярность, а его провокации выводят Ширли из апатии и вызывают продуктивную творческую лихорадку. Поэтому супруги не доводят свои конфликты до кульминации: каждое их столкновение заканчивается взаимной улыбкой и не приводит к банальной истории об эмансипации назло мужу-тирану, только к мимолётному и почти случайному колкому сходству Стенли и загадочного персонажа её новой книги.
Несколько сумбурная и неровная структура фильма подстёгивает зрителя наравне с Ширли и Роуз «домысливать» реальность. Оператор Стурла Брандт Грёвлен («Виктория», «Ещё по одной») в тандеме с композитором Тамар-Кали протягивают в фильме нерв: казалось бы, на экране ничего особенного не происходит, но внутри всё сжимается от страха и предчувствия беды; опасность и смерть будто поджидают за углом. Это почувствовала Роуз в начале фильма, взглянув на толпу мальчишек. Этим проникся и знакомый декан Ширли, который со смешанным чувством ужаса и восхищения поделился, как после прочтения рассказов взглянул на фигурку на столе и подумал разбить об неё свой череп. Зритель становится с ними в один ряд: камера задерживается на какой-то детали, звучит тревожная диссонансная музыка — и уже невольно думаешь, что вот-вот произойдёт тот самый конфликт, то самое крещендо ужаса, ждущее своего воплощения… но тщетно. И даже неуместно говорить об обманутых ожиданиях, ведь зритель позволил одурачить сам себя, ища то, чего нет. На этой ноте обрывается фильм: с невысказанным чувством пугающего. Это то, как писала свои произведения сама Ширли Джексон, и это же постарались передать режиссёр Жозефин Декер и сценаристка Сара Габбинс — и, кажется, удачно.
Великолепная статья. Я буквально припал к экрану и погрузился в этот обволакивающий текст. Очень надеюсь, что Светлана и дальше будет нагружать мою голову подобным великолеием.