С 28-го октября в миновавших закрытия российских кинотеатрах пройдут показы «Кошмара на улице Вязов» (1984) – главного фильма едва ли не важнейшего хоррормейкера конца XX века Уэса Крэйвена, картины, запустившей культовую франшизу и подарившую нам один из самых узнаваемых образов современного масскульта. О том, из чего состоит страх, который Фредди Крюгер продолжает сеять в сердцах зрителей – разбираемся в нашей статье.
«Кошмар на улице Вязов» не только озолотил продюсеров, но и во многом перезапустил карьеру Уэса Крэйвена – амбициозного, интеллектуального, часто безжалостного к своим героям режиссёра. В «Последнем доме слева» (1972) он, превратив сюжет бергмановского шедевра («Девичий источник») в дешёвый эксплуатейшен, сломал коллективный стереотип о быте и психологии детей цветов (рядом с этими отморозками тарантиновская шайка Мэнсона так и лучится доброжелательностью). В «У холмов есть глаза» (1977) в формате двухкопеечного натуралистического ужастика Крэйвен уравнял между собой зверя и человека (не от того ли форменным издевательством смотрится тот патриотический угар, в который впал поставивший ремейк француз Александр Ажа?). В «Смертельном благословении» (1981) Уэс, притворившись автором респектабельного эстетского триллера с библейскими аллюзиями, в финале дважды сломал логику повествования – обманув и персонажей, и зрителя, но, что важнее, наконец превратившись в полноценного мистика, показав, что пугает не само древо зла, а его глубоко иррациональные корни.
И если на заре карьеры Крэйвен больше экспериментировал, наращивал мастерство, то в «Кошмаре на улице Вязов» отточил стиль до остроты лезвий крюгеровской перчатки – именно тогда большая кинематографическая фактура впервые идеально легла на минималистский художественный концепт. По началу сюжета даже кажется, что он уж слишком незамысловат: группу подростков преследует маньяк, убивающий строго во сне, – однако Крэйвен достаточно быстро активировал глубинные механизмы, вскрыл и вывернул подсознание целого жанра.
Что есть кинематограф? Великая иллюзия, глубокий сон – собственно, чисто онтологически на сновидческую природу седьмого искусства так или иначе опиралось большинство его виднейших теоретиков. Что представляет собой Крюгер – карикатурный, в общем-то, образ всемогущего, всепроникающего зла? Страх перед сном – перспектива раствориться в великой иллюзии, попасть в неподконтрольное тебе пространство. И это идеально иллюстрирует суть отношений между зрителем и классическим хоррором – парадоксальное желание прийти на сеанс, чтобы в темноте зала пережить мощное эмоциональное потрясение; столкнуться с фантазмом, которого ты же и наделил силой – в роли последнего здесь, естественно, выступает сам режиссёр. Окончание сеанса – всегда хэппи-энд (двери кинотеатров, распахнувшись, впускают в герметичную зону ужаса свет), и подобным хэппи-эндом должен был закончиться «Кошмар на улице Вязов», что угадывается в тональности предпоследней сцены – но продюсеры заставили Крэйвена добавить ещё одну, заранее приглашающую к продолжениям.
Ещё одна уникальная особенность первого фильма – то, что он идеально работает и как типовой остросюжетный аттракцион (как раз за это качество многие полюбили третью часть, в которую перекочевала часть наработок Крэйвена). Чем сложнее отличить реальность от сна, тем выше плотность внутренней атмосферы; чем меньше на экране персонажей, тем более изощрённым, внешне эффектным становится способ убийства – та же смерть молодого Джонни Деппа у многих неспроста намертво отпечаталась на подкорке; в чем более откровенную фантастику погружается сценарий, тем более впечатляет способ визуального мышления – чего стоит короткий эпизод между кульминацией и эпилогом, в котором Нэнси отбирает у Крюгера силу. В то же время он слишком сложен для слэшера (направления, резко отупевшего после первого «Хэллоуина») и фатально игрив и амбивалентен для полноценной притчи – его, как и любой ночной кошмар, невозможно подчинить логике, каталогизировать, свести к определённой формуле. И, как это происходит с любым страшным сном, это всегда индивидуальный, интимный опыт, утрачивающий целостность при пересказе. Выдающийся талант Крэйвена был в том, что он один из немногих сумел превратить тот индивидуальный опыт в коллективное наваждение – морок, от которого человечество не может оправиться до сих пор.
Комментарии 2