6 мая в российский прокат впервые вышел «Чунгкингский экспресс» Вонга Кар-Вая, одного из главных режиссеров гонконгской Новой волны. Воспользовавшись перерывом от съемок своего «Праха времен» (1994), крайне амбициозного и дорогого проекта, Кар-Вай наскоро снял картину, нашедшую куда больший отклик — что у зрителей, что у критиков. С каким фильмом Кар-Вай вышел на мировую арену, рассказываем в нашей статье.
В попытке вкратце описать, какой формулы придерживается Кар-Вай при съемках своих фильмов – с тем постоянством, при котором порой трудно разграничить авторский стиль от самоповторов — легко прийти к следующему значению: красивые люди томятся от переизбытка чувств. Уж в чём, а в чувствах и красоте, о красоте чувств — режиссер знает толк. Ранние его фильмы составлены из россыпи самых броских приёмов на кинодворе 90-х: камера с норовом осы, стремящаяся залететь в каждый угол, лихорадочный монтаж, избыток искусственного разноцветного освещения в кадре. Ужать стандартный хронометраж кар-ваевской картины до четырёх минут, получился бы хороший музыкальный клип, при вполне сохранившемся объеме содержания. Однако у режиссера свои интересные взаимоотношения с ходом времени.
Гонконг полнится голосами; голосами разных национальных представителей, в большом потоке сливающихся в один громоздкий гул. Из всего многомиллионного многообразия частота настраивается на три из них — принадлежащих людям, которые не знают друг друга (а мы не знаем их имён). Молодой и суетливый коп №223, от неразделенной любви прикладывающийся не к бутылке алкоголя, как приучили нас думать по другим образчикам массовой культуры, а к просроченным консервированным ананасам; подозрительная женщина в очках и светлом парике; второй коп под номером 663, коротающий одинокие вечера за разговорами с мокрым полотенцем и мылом. Справедливости ради, надо отметить четвертый голос — он принадлежит молодой коротковолосой работнице кафе. Если бы он у неё ещё был, поскольку та, в сравнении с другими героями, которые делятся своими пространными рассуждениями за кадром, предпочитает транслировать в голову зрителей заразительную песню про Калифорнию.
Фильм исполосован надвое неравнозначными по объёму новеллами, и самая короткая из них – первая – своим контуром грозится вывалиться за пределы отведенного времени, поскольку при должном желании её можно было бы растянуть до полноценной остросюжетной мелодрамы. В тесных каморках нелегалы покупают паспорта, в контрацептивах прячутся наркотики, коп влюбляется в преступницу, летят пули, рядом с пулями бегают люди… В общем, сюжет, сразу просящийся в мягкий переплёт, режиссером таковым и осознается, хотя, казалось бы, Кар-Ваю ли им гнушаться – в 90-е вообще было модно из подножного мусора собирать образчики новой искренности. Следующая новелла выявляет интересный парадокс: незатейливая история про уборку, буквальную и ментальную, легко бы уместившаяся в формат десятиминутной короткометражки, находит искусственное продление. Сам собой просится очевидный вывод: режиссер, заманивая жанровым каркасом, тут же спешит демонстративно разобрать его, стремясь увлечь тем, что ему по-настоящему интересно: срифмовать дольки ананаса с плавающими в аквариуме золотыми рыбками, допустим, заглушить все остальные звуки, чтоб экран растворился в мерном бурлении кипящего чайника, смотреть за тем, как дурачатся любовники — продолжать можно долго.
Кино Кар-Вая – мир, полный нюансов, тысячей булавок пронзающих доступный зрителю аудиовизуальный спектр чувств, впоследствии перестраивающихся в новые нервные окончания; мир, свободный от жестко выстроенного нарратива. Понятное дело, дедраматизацией материала в кино увлеклись давно – вспомнить хотя бы грандов вроде Годара, Антониони и Кассаветиса, — однако на свойственную им манеру не к месту важно надуть губы и встать в позу, Кар-Ваю в «Чунгкингском экспрессе» – то ли по простодушию, или, напротив, от большой проницательности — хватает мужества свалять дурака. Его безнадежно романтичные герои вряд ли относятся к себе всерьёз, и это отношение предопределено самим местом действия: Гонконг в объективе Кристофера Дойла вытягивается в запутанный лабиринт, но чаще схлопывается в одном маленьком кафе. Заколдованное это место, в обход окружающей суете, будто останавливает и ускоряет время, заодно стирая все расстояния. Любимая девушка улетит где-то за кадром в Калифорнию на год, чтоб через 5 минут экранного времени объявиться в том самом кафе, и оттого приятнее спокойно предаться светлой грусти по былым чувствам, зная, что в скором времени всё пойдёт на поправку. Вот и «Чунгкингский экспресс» сегодня выглядит вневременной диковинкой: он стоит ровно где-то между теплом — от ума и пионерского запала — старого кино — и расчетливым глянцем современных картин.
