18 февраля в российский прокат вышла очередная проделка «лучшего друга» всех эпилептиков и обладателей мощного вестибулярного аппарата, новая монтажная версия «Необратимости» (2002) Гаспара Ноэ, который вывернул оригинальный фильм шиворот-навыворот и показал зрителю события культового триллера в хронологическом порядке. Решение, без всяких сомнений, правильное с точки зрения логики повествования, но является ли оно правильным в отношении фильма в целом? Об этом — в нашем тексте.
Ночной Париж полон тьмы и ужаса. Из адского вертепа под говорящим названием «Ректум» увозят троих: одного — со сломанной рукой, второго — в наручниках, третьего — в мешке для трупов. Позже становится ясно, что в клубе произошла потасовка: двое мужчин (Венсан Кассель и Альбер Дюпонтель) решили совершить вендетту над обидчиком их общей подруги (Моника Беллуччи), которую этим же вечером изнасиловали и избили до полусмерти. Впоследствии становится известно и о том, что кровавое правосудие настигло не того, парни обоюдно (вольно и невольно) виноваты в произошедшем с девушкой, которая к тому же была беременна. Безнадёжно депрессивная картина бытия дорисовывается вероятностью того, что это всё было сном героини Беллуччи, который может означать дурное предзнаменование трагической цепочки событий, а может и не означать.
Если кинуть UNO-карту и обратить вспять нелинейное повествование «Необратимости», то трагизм фильма целиком и полностью будет соткан из фатализма: всё в нашей жизни предопределено, подсознание шлёт нам туманные сигналы о нашей незавидной судьбе, и если тебе приснился сон с красным туннелем, то всё — лезь в сонник и ставь себе свечку за упокой. Благодаря этому в фильме появляется стремительная плавность погружения в пучины преисподней, когда история начинается в нежно освещенных хоромах, а заканчивается тёмным измерением, в котором правит сплошная токсичная маскулинность. Будь это олимпийской дисциплиной а-ля прыжки в воду, то все судьи бы поставили за технику высший балл: кульминация в «Ректуме» буквально проходится по зрительской голове огнетушителем и обретает мощь, подобную классической Ноэ-кульминации (танец в «Экстазе» или реинкарнация во «Входе в пустоту»). Но достоин ли артистизм стоячих оваций? Все эпизоды спокойствия, предшествующие сцене в переходе, как раздражали своей напускной раскованностью, так и раздражают, а знание событий фильма наперёд превращает выстрел каждого чеховского ружья в крик «Да как у вас совести хватает делать всё настолько бесстыже?!».

«Необратимость» преображается на глазах в честного представителя жанрового французского экстрима, с тщательно выверенным темпом и дьявольским драматическим накалом. Пускай это и упрощает историю, но тем самым выделяет сильные стороны оригинальной версии. Основополагающая польза «Полной инверсии» в том, что она становится тем самым необходимым ключом к пониманию спорной картины, отправлявшей в своё время даже самых крепких зрителей в глубокий нокаут, чьи темы парадоксально вырывались из общей канвы депрессивного rape and revenge, в котором нет справедливости, а есть лишь всепоглощающая пустота поражения. «Необратимость» в 2020-ом делает реверс не на судьбы персонажей, а на Ноэ как автора: радикала, маньячно разбирающего жизненные материи по косточкам; неравнодушного гражданина мира, указывающего людям на их тотальную неспособность быть солидарными или хотя бы открытыми друг другу (сейчас это особо актуально); человека, который поражен одним фактом собственного существования и стремящегося каждый раз пролить на него лучик света.
Отплясывая лунной походкой дорогу из ада в рай в «Необратимости» 2002 года, Ноэ (и зритель соответственно) возвращается в исходную точку, которой является (условная) материнская утроба, нашедшая у Ноэ воплощение в томно заснувшей Беллуччи с ладонью на животе и постере «Космической Одиссеи» (том, что с ребёнком) Кубрика на фоне. Спокойствие без тревог и сюрпризов перетекает в водоворот невинного и искреннего счастья, когда мы живём и познаём, несёмся в припрыжку, ради того, чтоб с удовольствием прилечь и почувствовать нежную прохладу. Если взять этот момент за исходный и запустить от него историю в строгой хронологии, посыл «Необратимости» действительно будет заключаться в принятии необратимости всего с нами происходящего. Принятии мысли о том, что мы рождаемся, чтобы умереть, но мы не умираем ради того, чтобы родиться.