2-го марта на российские экраны выходит историческая драма «Нюрнберг» – новый фильм Николая Лебедева. Режиссёр «Легенды №17» (2012) и «Экипажа» (2016) снял эффектный политический триллер о знаменитом судебном процессе над нацистами. Сергей Кулешов объясняет, почему – при всех претензиях на большое высказывание – постановщик предпочёл манифесту зрелище.
1945-й год. По итогам Второй мировой войны начинает работу первый в своём роде Международный военный трибунал. На скамье подсудимых – лидеры фашистского режима, чьи преступления предстоит осмыслить независимому суду при помощи советской и американской делегаций. Город мгновенно заполоняют военные, свидетели, журналисты и всевозможные авантюристы.
В Нюрнберг прибывает и Игорь Волгин (Сергей Кемпо) – молодой солдат, титулованный и образованный. Приехав на процесс в качестве переводчика, он тешит себя надеждой найти брата, который во время войны считался пропавшим без вести. Вопреки приказам начальства в лице полковника Мигачева (Евгений Миронов), Игорь выходит на его след благодаря Лене (Любовь Аксёнова) – случайно встреченной им на улице русской девушки, прошедшей через немецкий плен. Она связана с подпольной ячейкой нацистов под руководством загадочного «Молота» (Вольфганг Черни), желающего сорвать «позорящий нацию» процесс. Тем временем в зале суда прокурор Руденко (Сергей Безруков) всеми силами бьется над обвинительными приговорами для Геринга (Карстен Нёргор) и его сообщников.

Сотни тысяч страниц и многие километры пленки были посвящены осмыслению главного судебного разбирательства 20-го столетия. Первый и наиболее монументальный экранный эпос подоспел спустя 16 лет: в начале 60-х Стэнли Крамер снял свой 3-х часовой «Нюрнбергский процесс» (1961), поставив во главе угла философский процедурал с выразительной актерской игрой Спенсера Трэйси, Берта Ланкастера, Марлен Дитрих и др. Были и документальные, и архивные ленты, и многочисленные игровые фильмы «около» трибунала. Для полного ориентирования по теме – отсылаем к списку Лидии Масловой «Нюрнберг в кино», подготовленному для культурно-просветительского проекта «Нюрнберг. Начало мира». Распинаться в том, что тема остаётся актуальной и по сей день – бессмысленно: есть ощущение, что вопросы, поставленные тогда в Баварии, и там же найденные ответы – становятся все более и более острыми.
Вот и режиссёр Николай Лебедев, начавший работу над картиной аж в 2020-м (сперва помешала пандемия, потом – затянувшийся постпродакшн), демонстрирует свою интерпретацию «протокола заседания». Самого трибунала, правда, маловато: основное действие «Нюрнберга» разворачивается на раскуроченных улицах города, в его живописных предместьях, но не в зале суда. Постановщик, превративший военный фильм («Звезда»), славянское фэнтези («Волкодав из рода Серых Псов»), спортивную драму («Легенда №17») и фильм-катастрофу («Экипаж») в былинные эпосы, повторяет тот же фокус с триллером-процедуралом. На фоне становления героя – Игоря Волгина – крутятся шестерни большой истории, неизбежно вовлекая его в процесс.
Частные интересы сталкиваются с политическими интригами, неожиданными союзами, предательствами и заговорами. Рассуждения об этических сторонах процесса Лебедев оставляет Ханне Арендт, Карлу Ясперсу и прочим бумагомаракам, а сам же пытается обнажить (сочинить) многоходовки по тайному поиску свидетелей и улик, по работе с подставными и приманками.
Первый час фильма, построенный на предвкушении какой-то глобальной авантюры, пестрит обещающими приключения пейзажами разрушенного города с пабами для контрабандистов и подвалами для заговорщиков. Потом оператор Ирек Хартович переносит «поле боя» на средние и крупные планы, переходя с одних на другие наплывами. В сочетании с экспрессивным и высокочастотным монтажом, отказом от стандартных восьмерок и острыми углами съемки, это образует стилистику напряженного шпионского детектива, не дающего зрителю выдохнуть на немногочисленных живописных панорамах.

Экшен-эпизоды здесь немногочисленны, но скроены по всем канонам голливудских боевиков. Перестрелки на пересечённой местности или в деформированных городских пространствах уносят чуть ли не исключительно вражеские жизни, а бравых солдат Красной Армии и союзников спасают самые хлипкие укрытия, вроде накренившихся стволов деревьев или покосившихся кирпичных стен. Финальное побоище и вовсе превращается в «one man show»: Волгин трёт в порошок фрицев, на ходу меняя оружие и используя окружение, будто он Рэмбо. Благодаря опыту хитмейкера Лебедева это не вызывает смех, скорее – гордость за мастерство соотечественника.
Того же нельзя сказать об актерской игре. Титаны вроде Безрукова и Миронова не подводят, да и не так уж много у них экранного времени. Ярые борцы за справедливость, натянувшие поверх лица облик мстящей «родины-матери», – образ более чем внятный ( а у полковника Мигачева наличие особого принципа «лес рубят, щепки летят» объясняется намеками на его военное прошлое). Другое дело – центральные актеры. Аксёнова сводит брови покучнее, да слезинки в уголках глаз держит наготове – вот и предел вовлечённости в персонажа. Пока зритель разбирается двойной она или аж тройной агент, никаких метаморфоз в психофизике и характере Лены толком не происходит. Сергей Кемпо, которому впору переживать самую жесткую трансформацию, транслировать эмоции героя отказывается. То переигрывает, то – в эпизодах, где требуется драматический накал – стоит с каменным лицом. Из-за его картонности интерес к фигуре пропавшего брата быстро теряется: что толку, если встреча родственников получится не эмоциональной, а сухой, почти деревянной?
Идеологическая оснастка «Нюрнберга» пересказывается в нескольких сценах. На стол судьи ложится мыло из человеческого жира, ставится абажур из человеческой же кожи – а обвинитель Руденко с жаром предрекает такой финал западному миру, «если бы не Советский Союз», конечно. Хозяйка дома, в котором квартируется Волгин, обрушивается на него с оскорблениями, мол, «не кровожадным русским судить потомков Гёте, мой сын вот погиб, защищая родину», на что протагонист резонно возражает: «защищая где – на моей земле?». В уста Мигачева авторы вкладывают призыв напоминать «западному обществу» о том, кто тут согнал с Европы всю холеру, потеряв добрую треть армии. Справедливо, честно, правдиво – но нужно ли ради этого снимать двухчасовое полотно? YouTube-ролика было бы достаточно. А так – эффект теряется за напряжённым хитросплетением предательств и интриг, а также за бесперебойными лозунгами, которым не нашлось адекватной визуальной формы.

«Нюрнберг» – крепкий блокбастер для большого экрана, где все отдано на откуп зрителю, готовому принять схематичность героев и огрубление проблематики. С посылом о ведущей роли нашей страны в борьбе с Гитлером сложно не согласиться, да и в фильме спорщиков не находится. Вот только зреет вопрос: насколько последнее – хорошо для целостного художественного произведения, где у конфликта может быть и второй, и третий пласт? Благо, вопрос о ресентименте, который Лебедев воплощает в фигуре ощущающего себя поруганным Молота, поставлен правильно. И ответа здесь, как и должно быть, опять же, в целостном произведении, не даётся. Значит – не все ещё потеряно.