7-го марта в российский прокат попадет фильм открытия программы «Особый взгляд» на Каннском кинофестивале 2022-го года. «Алые паруса» — вторая экранизация в карьере итальянского режиссёра Пьетро Марчелло: после успешного переноса на экраны «Мартина Идена» (2019) Джека Лондона, он взялся переосмыслять русского неоромантика Александра Грина. Как автор обостряет социальное измерение этой сказки о мечтательнице и делает произошедшее с ней чудо (не)уязвимым — читайте в рецензии Сергея Кулешова.
Подтягивая хромую ногу, отгоняя воспоминания о пулях и трупах, Рафаэль (Рафаэль Тьери — «Вкус любви») бредёт с войны в родную деревню. Жена погибла при рождении кареглазой дочурки, и теперь ребёнка воспитывает добросердечная хозяйка дома (Ноэми Львовски — «Жизнь на перемотке»). Пока золотые руки помогают (Рафаэль подряжается мастерить детские игрушки), злые языки мешают ветерану обустроиться: на селе его винят в том, что он не спас человека, когда-то изнасиловавшего его жену.
Джульетте (дебютная роль Жюльет Жуан) приходится расти красавицей и «донашивать» репутацию отца. Пока ее кличут ведьмой и фантазеркой, девушка знакомится с настоящей юродивой, которая сулит ей дальние страны, едва алые паруса покажутся в закатном небе. А пока — попытки отыскать отцу работу (рукотворные игрушки перестали котироваться у отпрысков парового века), унижения и домогательства. В один погожий день на окраине деревни падает самолёт. Но может ли его пилот, повеса и авантюрист Жан (Луи Гаррель — «По правилам и без»), оказаться всамделишным прекрасным принцем?
За вольное обращение с первоисточником Пьетро Марчелло уже получил ворох европейских наград и признание. «Мартина Идена» он не столько перепридумал, сколько овеществил: рифлёное ретро-изображение дыхнуло на зрителей вкусами, запахами и предгрозовой атмосферой начала XX века. Фрагменты, зарезервированные Джеком Лондоном под социальную критику, режиссер решал с помощью хроникальных кадров — с рабочими мануфактур, с буржуа в варьете, с митингами и политическими конференциями. В «Алых парусах» (оригинальное «L’envol» переводится как «Полёт», что даёт ключ к фильму, но мешает маркетингу) обрывков экранных документов меньше, но и работают они на историю: мы лучше понимаем, как Рафаэля исковеркала Первая мировая, как отмирает деревенский уклад и как жестокое столетие насаждает новые правила.
Снятые на 16-мм пленку «Алые паруса», даже за пределами виртуозных хроникальных врезок, оказываются изящной ретро-притчей с нотками магического реализма. От последнего здесь унаследован метод повествования: ребёнок может через склейку вырасти в изящную девушку, а круговорот жизни в деревне, где таланты и проклятия передаются по наследству, отсылает к цикличности маркесовского Макондо. Только в таких местах, где все предопределено, но несвоевременно, романтическая мечта может уцелеть в распрях с эпохой, с современниками, с собой.
События то тормозятся, то форсируются, но для работяги Рафаэля и мечтательницы Джульетты это дело привычки. Впахивать ли, отмахиваться ли от склочных соседей, листать ли поэзию под сенью ивы — все одно под рембрандтовским солнцем. Высеченный из гранита рубленный лик Рафаэля-актера и средневековую красу дебютантки Жуан режиссер заигрывает в пасторальном антураже сельской Италии, сохранившей оттенки и полутона ренессансной живописи. Это позволяет усилить давление внешних обстоятельств — войн, кривотолков, отказов на работе и покушений на невинность — на их идиллический уклад, где труд, танцы и бокал вина — мерила счастья.
В отличие от визитёра Жана, они, пусть и превозмогая себя, обживают монументальную фреску жизни. Сыгранный суперзвездой Гаррелем пилот — оторванный ломоть, естествоиспытатель поневоле. Вот уж кто — в версии Марчелло — совсем не похож на книжный прототип: если Грей мнил себя рыцарем и слыл идеалистом, то Жан шаландается по кабакам и проигрывает самолёт в карты. На земле ему не место, но и небо отторгает: всякий раз, когда он взмывает ввысь, мягкая посадка отменяется. Вот и получается, что за мечту об алых парусах впору хвататься ему, а не Джульетте. На этом парадоксе и построена вольная экранизация Марчелло. Едва Жан прознаёт о милом заскоке девушки, он загорается желанием не столько унести ее к дальним берегам, сколько самому спуститься с небес на землю. Впервые, ещё во время первой аварии, наведавшись в дом, где живут герой, он долго и пристально разглядывает гальюнную фигуру, которую Рафаэль смастерил из дерева. Только в финале, когда самолёт с алыми лентами терпит крушение, а Жан обжигает себе ноги, мы понимаем — он влюбился сразу и в Джульетту, и в ее посконно-прекрасный мир. Вместо опьянения инерцией — оседлость в раю.
Прощаясь с героями, режиссер подтверждает, что не зря позаимствовал себе в эпиграф цитату из первоисточника: «Можно делать так называемые чудеса своими руками». Они не обязательно, как в советской экранизации Александра Птушко, равны самым смелым ожиданиям — буйству красок, вампуке, медовому месяцу вокруг света. Когда творчество, пускай самое скромное, заставляет Рафаэля на несколько часов в день забыть о безденежье, ПТСР, отсутствии перспектив — это чудо. Когда за прекрасным принцем не следуют ни пажи, ни красная ковровая до замка, но миг предсказанного Джульетте счастья случается — это магия. А дальше жизнь: в которой теперь, после инициации сбывшейся мечтой, брезжит возможность его, чуда, повторения. Так, вместо растворения в эскапистской сказке, Пьетро Марчелло предлагает нам всем оглянуться в поисках тех самых парусов. Может статься, они уже мелькали, а мы — проморгали. Алеют теперь и выжидают.
