В российских кинотеатрах продолжается прокат хоррора Игоря Волошина «Медея». Впервые картина была показана в декабре на фестивале «Зимний». Юрий Кунгуров делится эмоциями от этого фильма контрастов: временами алогичного, но заставляющего верить, жесткого и душевного.
Разговор о фильме «Медея» можно свести к размышлениям в сослагательном наклонении. Василий Сигарев, не снимавший полных метров уже 8 лет, на данном этапе творческих исканий предпочел режиссуре писательство. «Медея» могла оказаться его четвертой картиной, но в итоге сценарий был продан другому постановщику. При просмотре, конечно, сложно не ловить себя на домыслах и фантазиях, как получилось бы у Сигарева – потому что мы скучаем по Сигареву, чье уникальное кино не видели давно и неясно, увидим ли еще. Но эти мысли лучше постараться отбросить или держать на периферии – ведь они дают ложное предощущение, что результат сам по себе неинтересен.
Блестящий текст Сигарева, конечно, привлекает внимание к фильму. И с точки зрения колких, по-гоголевски фарсово-страшных диалогов, и на уровне фабулы. Главная героиня Лиза – женщина где-то за гранью нервного срыва. Привычное ей окружение отмирает: муж (Павел Деревянко) уходит к молодой любовнице (Паулина Андреева), для точного портрета образа и интеллекта которой хватает одной запоминающейся сцены; даже любимый кот экс-супруга в начале фильма как-то странно умирает. Муж тут же заподозрит в этом бывшую, будто это самая обычная ситуация. Развод не по-итальянски, но, что называется, по-русски. Мало было бедствий, и вот на пороге дома появляется таинственная женщина, которая сообщает: на роду Лизы лежит проклятье, из-за которого все дети погибают – а у нее как раз двое сыновей. Дама, принесшая милые новости, будет не без усилий выдворена. «Нанятая мужем актриса, чтобы завладеть детьми после развода», – решила Лиза. Однако дальше черная комедия окончательно переходит в психопатический хоррор, пусть и не лишенный горькой ухмылки.
Фильм Игоря Волошина, если верить словам самого постановщика с обсуждения на фестивале «Зимний», довольно точно следует букве сценария, разве что добавлен альтернативный финал: по просьбе режиссера Сигарев дописал эпизод, придавший истории немножко оптимизма. Возможно, у Сигарева первоначальная концовка смотрелась бы органично, но в постановке Волошина это дополнение было необходимым: в получившемся фильме настолько жестокий финал выглядит чужеродно. Режиссура Волошина интересна скольжением на грани. Это вроде бы почти что чистый жанр, как считает он сам: снят фильм как добротный хоррор, постепенно нагнетающий атмосферу утраты связи с реальностью. Однако никакая сцена схватки с чудовищами не сравнится с главным ужасом: поставить себя на место героини. Довольно быстро становится понятно, что зло либо заключено в ней, либо захватило ее, и не столь неважно, что это – сумасшествие, болезнь или, действительно, мистическая ситуация родового проклятия. Интересна постановка всего фильма как череды жутких, гиперболизированных ситуаций, которые одновременно кажутся безумными и при этом выглядят вполне правдоподобно: каждую отдельную можно легко представить себе в нашей безумной, подчас приближенной к хоррору действительности.
Актерская работа Ольги Симоновой была награждена на «Зимнем» специальной наградой с интересной формулировкой – «За искренность». Не только актерское достижение, но все в этой картине цепляет, пожалуй, именно отсутствием фальши. Не каждый режиссер мог бы преподнести без спекулятивной интонации историю, в основе которой – круговорот насилия: от страшных событий из детства героини (свидетелями этой информации мы становимся будто бы невзначай) до систематической бытовой жестокости окружающих, вошедшей в привычку. Вместе с Лизой, сбегающей от действительности и схватившей в охапку сыновей, мы переживаем ряд страшных ситуаций, чтобы запутаться вместе с режиссером – а есть ли выход, есть ли правильное и лучшее решение из всего этого?
Вернемся к завязке: некая женщина – якобы тетка – рассказывает Лизе, что мать бросила ее в детстве, потому что боялась, как это случалось в их семье, убить Лизу. Вот и Лиза перед выбором – бросить детей, которых она любит, или все же остаться рядом, подвергнув риску. Что из этого больше похоже на любовь? В какую концовку поверит зритель – остается за зрителем: нам дана и шокирующая, и мрачновато-позитивная, тонко применяющая совершенно запрещенный прием и под конец дающая еще одно объяснение происходящему. У иного режиссера такой финал выглядел бы обманкой: пусть зритель выбирает в меру испорченности. У Волошина же дополнению веришь – возвращаясь к вопросу об искренности. Веришь героине, что она точно хотела как лучше. Веришь и пугаешься: вне зависимости от того, мистическая это ситуация или психиатрическая, в такой ситуации и перед таким выбором не хотел бы оказаться никто.
Комментарии 2