В Международный Олимпийский день мы решили вспомнить о самом важном фильме, посвящённом соответствующему событию – речь, разумеется, идёт об «Олимпии» (1938) Лени Рифеншталь. В какой контекст сейчас автоматически ставится это программное произведение и чем до сих пор умудряется поражать и удивлять – читайте в нашей статье.
«Олимпия», несмотря на тот бесспорный факт, что это грандиозное кинематографическое достижение, всегда будет, как и «Триумф воли» 1935-го года (подлинный шедевр жанра), ставится в общественно-политический контекст, и в крайне невыгодном для себя свете. Лени Рифеншталь, уникальная женщина, живо продвинувшаяся во всех интересовавших её направлениях с помощью целой кавалькады звёздных любовников, – фигура действительно неоднозначная, пусть при беглом знакомстве с её биографией большинству остаётся лишь восхищённо присвистывать. Она водила дружбу с самыми влиятельными людьми начала XX века, начиная знаковыми творческими фигурами (Эрих Мария Ремарк, Георг Вильгельм Пабст) и заканчивая самыми опасными преступниками упоминаемого здесь исторического периода (достаточно вспомнить Гитлера с Гиммлером). Рифеншталь сделала успешную актёрскую и режиссёрскую карьеру, прогнула под индивидуальный художественный замысел самые впечатляющие студийные мощности мира (а Третий рейх предоставлял ого-го какие возможности), после войны переквалифицировалась в блестящего фотографа, дожила до 101 года и до сих пор является объектом множества киноведческих исследований и дискуссий (из книг, посвящённых её скромной персоне, уже сейчас можно составить отдельную библиотеку).

И в наше время, когда автор практически неотделим от произведения, на неё уже и ещё будут написаны сотни тенденциозных характеристик. Понятно, что сейчас всерьёз критикуются фильмографии Вуди Аллена и Романа Полански, а чтобы стать персоной нон грата достаточно проронить один необдуманный сексистский твит. Понятно и то, что Рифеншталь на фоне Караваджо или хотя бы Берроуза – сущий ягнёнок. Но насколько вообще можно проследить личность Рифеншталь в, например, той же «Олимпии»? Эта личность всерьёз отстаивает идеалы национал-социалистической партии? Или пишет восторженный панегирик по Гитлеру? Наполняет драматургию антисемитскими настроениями? На самом деле, единственное, что здесь можно разглядеть, – это виртуозное владение формой; блеск и величие не Германии, но классического европейского кинематографа.
Уже в прологе с краткой экскурсией по развалинам Акрополя задаётся античный, вневременной и внечеловеческий размах событий. Участник игр в фильме совершенно очевидно уподобляется богу: окончательная смычка небесных и земных сфер происходит, когда древнегреческая скульптура дискобола в том же кадре медленно перевоплощается в живого спортсмена. Это, во-первых, задаёт совершенно определённый, не имеющий ничего общего с кондовой пропагандой, тон повествования, а, во-вторых, объединяет народы со всего света в дружном сверхчеловеческом порыве. Олимпиада здесь показывается как фестиваль мира, торжество азарта и смелости над расовыми и гендерными стереотипами.

Да, комментатор иногда представляет кого-нибудь как «чёрного американца Полларда», но это продиктовано эпохой и не имеет к этической позиции Рифеншталь никакого отношения. Самое ироничное, что и немецких, и американских, и венгерских спортсменов она показывает с одинаково священным трепетом – что, в отличие от многих документалок того (да и уж тем более нашего) времени заявляет осмысление действительности, а не её преобразование через ту или иную авторскую концепцию. Кружащие над и под атлетами камеры лишь фиксируют грацию, мощь и красоту человеческого тела, но семантический узор распустился уже после – в основном через монтаж. Иногда разряжающий атмосферу, как в коротком эпизоде с кенгуру, или во время рисковых прыжков на лошадях через овраг, иногда – наоборот, здорово её раскаляющий в гонках на лодках, фрегатах и велосипедах; где-то Рифеншталь уходит в чувственный символизм, заставляя нас воспринимать нагих спортсменов органичной частью девственной берлинской природы, а где-то устраивает из кусков нескольких эффектных выступлений головокружительную гимнастическую эквилибристику.

«Олимпия» ошеломляет техническим мастерством, задавшим высоту для крепнущего жанра на многие десятилетия вперёд, – но подлинный триумф Рифеншталь заключается в том, насколько точно она передала дух, саму суть Олимпиады, сумев уместить в три с половиной часа визуальную поэму, документ эпохи и невероятно захватывающий спортивный репортаж. Если это и заступ – то сразу за финишную прямую.