С 3-го февраля в российских кинотеатрах впервые можно посмотреть «Седьмую печать» (1957) – самый знаменитый фильм Ингмара Бергмана, прославивший его на весь мир. Почему это наиболее лёгкая точка входа в творчество шведского классика и в чём состоит уникальность этого гротескного шедевра – читайте в нашей статье.
Замысел «Седьмой печати» родился из страха смерти Ингмара Бергмана. Войдя в кризис среднего возраста, он сначала написал пьесу «Роспись по дереву», целиком состоящую из монологов персонажей, чьё количество определялось числом задействованных студентов. Затем он перенёс фабулу пьесы на экран, соединив её со своими детскими воспоминаниями об алтарной живописи, на которой Смерть спиливала Дерево жизни, играла в шахматы и водила длинные танцевальные хороводы. При этом денег (как водится – сильно меньше, чем того требовал замысел) ему выделили лишь после успеха «Улыбок летней ночи» (1955), и позднее не раз об этом пожалели – повнимательнее вглядевшись в замысел, продюсеры осознали, что продать фильм широкой аудитории будет очень непросто: впоследствии не помогла даже помпезная национальная премьера, которую Бергман в своих «Картинах» (в той книжке, кстати, можно подробнее ознакомиться о замысле и производственных процессах «Печати») называл не иначе, как диверсией, которую ему так и не удалось предотвратить.
Как бы там ни было, со временем именно «Печать» стала визитной карточкой режиссёра, народным opus magnum, авторским хитом, с годами лишь набирающим дополнительные влияние и популярность – и в какой-то момент диск именно с этим фильмом стал обязательным атрибутом взросления отечественной студенческой интеллигенции (на равных с томиком Ницше и поэзией Рильке). И обаянию ленты действительно тяжело сопротивляться даже самому закостенелому зрителю: здесь внятная, придерживающаяся классицистического канона драматургия, практически полное отсутствие длиннот на протяжении стандартного полуторачасового хронометража, эффектная мистическая подоплёка (та же Смерть, при всей иносказательности материала – вполне конкретный и убедительно работающий на устрашение образ), философия, укутанная в многословные дидактические доктрины, сумасшедшей красоты и густо насыщенная символизмом картинка – те же кадры с шахматной партией сегодня не узнают разве что синефилы, воспитанные на TikTok.
В то же время очевидно, что это далеко не лучшее произведение мастера. Переходы между сном и реальностью, наваждением и действительностью куда точнее переданы в «Персоне» (1966). Что-то банально устарело – и это особенно заметно, если сравнить его с тематически и стилистически схожим «Андреем Рублевым» (1966). Порой Бергман подворачивает естественную однородность семантического поля под определённый символ, а где-то настроение сбивает губительно экстатическая интонация – в одной из ключевых сцен, когда Блок и оруженосец наблюдают за сожжением ведьмы и через диалог транслируют горький богоборческий пафос, режет глаз по театральному преувеличенная игра исполнителей (в случае с ведьмой граничащая с экспрессионизмом).
И тем не менее это великая картина – и одно из самых доходчивых, внятных и страшных высказываний о кризисе веры: именно эта тема потом будет волновать Бергмана больше всего. Тут можно вспомнить Андрея Тарковского и его знаменитое высказывание о смысле жизни: «Жизнь никакого смысла, конечно, не имеет. Если бы он был, человек не был бы свободным, а превратился бы в раба этого смысла, и жизнь его строилась бы по совершенно новым категориям. Категориям раба. Как у животного, смысл жизни которого — в самой жизни, в продолжении рода. Животное занимается своей рабской работой потому, что чувствует инстинктивно смысл жизни. Поэтому его сфера замкнута. Претензия же человека в том, чтобы достичь абсолютного».
«Седьмая печать» посвящена состоянию ужаса от невозможности нащупать эту претензию, прикоснуться к абсолютному – и главному герою, благородному, смелому, сильному рыцарю, кажется, что разгадка абсолютного смысла лежит в абсолютном же подвиге: переиграть смерть. А оказывается, что он в том, чтобы обмануть саму жизнь, подарить её другому – семейной паре бродячих артистов и их маленькому сыну, чья вера в пресловутый высший смысл ещё так чиста и непоколебима. Способность сделать нужный ход на пороге личного апокалипсиса, отбросить сомнения и поверить в человека – вот что исповедует Блок в кульминации, и вот на чём стояли все лучшие фильмы Бергмана. Фильмы, которые навсегда изменили расстановку фигур на шахматной доске мирового кинематографа.
