В российский прокат вышел южнокорейский триллер «Не слышу зла» – дебют постановщика Квон О-сына. Главная героиня фильма – глухая девушка, случайно сталкивающаяся с обаятельным, но кровожадным молодым маньяком. В рецензии Сергея Кулешова – похвальбы в адрес атмосферы и рассуждения о травмах современного общества.
Кён-ми (Чин Ги-джу – «Маленький лес») сидит на «горячих звонках», изъясняясь с клиентами на языке жестов. Будучи единственной глухонемой в колл-центре, девушка и за его пределами ощущает на себе неприятие со стороны общества. Отчужденность в компаниях, насмешки на корпоративных ужинах, грохот большого города – все это давит на Кён-ми, хоть оптимизма она и не теряет.
Однажды, собравшись вместе с глухой же матерью (Киль Хэ-ён – «Отброс») в мини-отпуск, девушка натыкается в переулке на покалеченную даму (Ким Хе-юн – «Воспоминания убийцы»), исступлённо просящую о помощи. Но как, находясь в звуковой изоляции, определить приближающуюся сзади вкрадчивую поступь? А как расслышать приятный мужской голос (Ви Ха-джун – «Акула: Начало»), вибрирующий на фоне лязга ножей?
На первый взгляд «Не слышу зла» – традиционный азиатский триллер с густым саспенсом, фирменной актерской экспрессией и эклектичной манерой съемки. Стандартный набор локаций на месте: узкие улочки, чью темноту прошивают отсветы от магазинных вывесок да редкие неоновые панно, глухие подземные парковки, стерильный полицейский участок. Операторской работой и монтажом авторы четко артикулируют взвинченное состояние героини, заставляют зрителя вместе с ней бежать от маньяка и гаситься от него в щелях зданий. В моменты сюжетного напряжения вокруг охотника и жертвы неминуемо сгущается свет, оборачивающий интенсивную погоню в экстенсивную борьбу за выживание.
Безусловно, звуковое решение – с учётом выбранной концепции – осуществляет здесь важнейшую функцию. Зрителя то наравне с героиней обезоруживают, лишая доступа к звуковой дорожке, то намеренно заставляют ерзать в позиции слышащего все наблюдателя. Кён-ми в панике вскрывает замок на парковке, не подозревая, какой шум провоцирует; её глухая мать не замечает, как насильник на бегу останавливается в паре метров от неё, по случайности избрав в качестве жертвы барышню помоложе. Опыт акустического хоррора не уникален (вспомните маститые «Не дыши» и «Тихое место»), но отдать должное создателям за удержание баланса между идентификацией с персонажем и сопереживанием ему за счёт подобных решений стоит однозначно.
Прибавляют остроты и сами «перки» серийного убийцы. Мы сталкиваемся с ним ещё в открывающей сцене, когда маньяк виртуозно расправляется со случайной девушкой и ухитряется, самолично вызвав стражей порядка, обхитрить их. Истерика в голосе, подступающие слёзы, трясущиеся руки – в ход идёт все, что позволяет напустить туман в глаза полицейских. По ходу сюжета он являет весь свой арсенал: довольно бесхитростные атаки на горожан – преступник наскакивает на них в темноте с ножом – сочетаются с переодеваниями и матёрым лицедейством. Убийца умудряется не только безнаказанно грозить Кён-ми и ее матери расправой прямо в полицейском участке, но и перевоплощаться перед копами в жертву, когда спецназовец, брат (Пак Хун – «Кооперация 2: Интернэшнл») избитой им девушки, пытается вершить самосуд.
Дословный перевод названия – «Полночь» («Mideunaiteu») – точнее отражает интонацию повествования, в то время как российская локализация «Не слышу зла» – идею фильма. Дело не только в том, что оборонительные навыки хрупкой героини ограничены отсутствием слуха и голоса. На деле все происходящее – бытовая зарисовка из жутковатой «страны глухих». Нормированость общей безучастности абортировала коммуникацию между людьми. Именно это отсутствие социальных связей породило безнаказанность, с которой убийца, мимикрируя под социально же одобряемое поведение, уходит от закона. Потому и город в фильме предстаёт заброшенным, вымершим, оставившим жителей на заклание. А в меру забавная отсылка на «Сияние» (1980) Стэнли Кубрика – маньяк заглядывает в дырку в двери, проделанную им топором – указывает на то, что, подобно Джеку Торренсу, утратившему от звериного одиночества рассудок, всякого обаятельного молодого человека оно же может лишить человеческого облика.
Глухота Кён-ми выступает метафорой этой общественной язвы, превращая тем самым бодрый триллер в специфический постхоррор. Сквозь частную историю проступает масштаб катастрофы: людское племя, кажется, вплотную подошло к необходимости заново учиться контакту друг с другом. Ведь если нам наплевать сегодня и по барабану завтра – это не рецидив, а серийность.
